Ранние рассказы [1940-1948] - Джером Дэвид Сэлинджер

Сказать сейчас, что Корин подсунула Форду стихи лишь потому, что ее тронул искренний тон молодой просительницы и она захотела, чтобы ее ученый молодой супруг проявил отзывчивость, означает почти не погрешить против истины. Но ведь истина не какой-то законченный, однородный предмет. У Корин была еще одна причина. Форд ел кукурузные хлопья без сливок и без сахара. Совершенно сухие и несладкие. Ей требовался законный повод, чтобы как можно непринужденнее посоветовать ему попробовать хлопья со сливками и с сахаром.

— Милый, — сказала она.

Молодой муж был так любезен, что оторвался от сухих хлопьев и плана лекции.

— Прочтешь сегодня вот это, если успеешь?

Корин показалось, что она обращается сама к себе в тишине утренней комнаты. Она принялась объяснять подробно:

— Здесь письмо и еще несколько стихотворений — от студентки из Вермонта. Письмо очень милое. Видно, что девочка хорошо потрудилась. В общем, если ты разберешь почерк и прочтешь стихи, а потом скажешь мне, какое у тебя впечатление… — Корин взглянула на красивое, посвежевшее после отпуска лицо мужа, и мысль ускользнула. Потянувшись, она через стол погладила его по руке и, с усилием собравшись, договорила: — Она приезжает в Нью-Йорк и хотела бы узнать от меня по телефону твое мнение. Ужасно сложно.

Форд кивнул.

— Пожалуйста, — сказал он и засунул письмо и стихи в карман пиджака.

Его ответ был каким-то уж очень простым и окончательным. Корин хотелось привлечь к себе мужа — привлечь не физически, а вообще. Ей хотелось, чтобы косые солнечные лучи, падая на стол, накрытый к завтраку, попадали сразу на них обоих, а не на каждого в отдельности.

— Знаешь что, милый. Дай-ка мне адрес на минутку. Надо написать ей несколько строчек, пусть придет в воскресенье к чаю.

— Хорошо. Договорились. — Форд протянул конверт, улыбнулся и доел хлопья.

Но к воскресному полдню Форд стихов еще не читал. Корин поскреблась к нему в дверь.

— Рэй, миленький. Студентка, которую я пригласила, будет у нас часа через два, — сказала она мягко. — Ты не мог бы проглядеть стихи? Чтоб сказать ей несколько слов?

— Конечно! Я тут как раз кое-что просматриваю. А где они?

— У тебя, дорогой. Скорей всего, остались в кармане синего костюма.

— Я сейчас оденусь и заодно найду, — охотно согласился Форд.

Однако он не встал из-за стола, а работал до трех, пока не раздался звонок в дверь.

Корин снова кинулась в кабинет.

— Дорогой, ты успел прочитать стихи?

— Она что, уже здесь? — спросил Форд с недоверием.

— Я ее займу. Ты читай. Выйдешь, когда закончишь. — Корин поспешила прикрыть дверь кабинета. Рита, горничная, уже впустила посетительницу.

— Здравствуйте, мисс Крофт, — радушнейше приветствовала гостью Корин.

Она обращалась к миниатюрной светловолосой девушке со срезанным подбородком, которой можно было дать даже не двадцать, а восемнадцать. Девушка была без шляпки, в добротном сером фланелевом костюме, совсем новеньком.

— Я так признательна вам за приглашение, миссис Форд.

— Садитесь, прошу вас. Муж, к сожалению, немного задерживается.

Женщины сели, мисс Крофт продолжала:

— Мне кажется, я узнаю его. Его портрет есть в «Поэтическом обозрении». Правда, там чудесный портрет? Никогда не видела никого красивей. — Ее тон не был легкомысленным, в нем скорее чувствовалась свойственная молодости открытость. Она восторженно смотрела на хозяйку.

Корин рассмеялась.

— Я тоже, — согласилась она. — А как вам Нью-Йорк, мисс Крофт?

Корин просидела с гостьей полтора часа, Форд не показывался.

Беседа не была трудной. Мисс Крофт, похоже, намеренно избегала банальностей, которыми, как правило, обмениваются приезжие с постоянными жителями Нью-Йорка. У нее имелся набор собственных свежих мыслей. Сперва она призналась Корин, что хотела бы перебраться в Нью-Йорк, а не бывать здесь проездом. Корин приятно удивилась — что от нее и требовалось — и стала поглядывать на срезанный маленький подбородок гостьи с сочувствием, а на ее красивые лодыжки и икры — с одобрением.

— Я пытаюсь, — неожиданно серьезно призналась мисс Крофт, — убедить тетушку позволить мне учиться в Нью-Йорке. Правда, надежды у меня мало. Особенно после того, что случилось вчера вечером. Совершенно пьяный мужчина вошел в обеденный зал гостиницы. — Она усмехнулась. — Мне даже запрещено красить губы.

Корин порывисто наклонилась к ней.

— Скажите, вы в самом деле хотите учиться тут?

— Больше всего на свете.

— А Кридмор? Не бросать же его?

— Я могла бы перевестись в Барнард. А по вечерам учиться в Колумбийском университете, — отвечала мисс Крофт с готовностью.

— Может быть, мне поговорить с вашей тетей? Как старшей подруге? Я с радостью, если хотите, — предложила Корин от души.

— Ой, ей-богу, здорово! — сказала мисс Крофт. Но тут же покачала головой. — Нет, спасибо. Повоюю пока сама, у меня еще несколько дней до отъезда. Вы не знаете тети Корнелии. — Она смущенно опустила глаза и посмотрела на свои руки. — Я же никогда не уезжала из дома одна. Живу так, будто… — она замолчала и улыбнулась; Корин показалось, что совершенно обворожительно. — Разве это важно? Я счастлива, что приехала сюда, вот и все.

— Где вы остановились, милая? — осторожно поинтересовалась Корин.

— В «Уолдорфе». Скорей всего, мы пробудем до следующего воскресенья. — Мисс Крофт хихикнула. — Тетя Корнелия не доверяет слугам, опасается за столовое серебро. Причем больше других — новой кухарке — ясное дело: служит у нас всего девять лет и не успела как следует себя зарекомендовать.

Корин рассмеялась — от души рассмеялась. Ей вдруг показалось очень несправедливым, чтобы эта умненькая молодая особа вернулась в Вермонт с неосуществившимися или почти неосуществившимися желаниями.

— Мэри — могу я называть вас Мэри? — начала Корин.

— Банни. Никто не зовет меня Мэри.

— Банни, вы бы могли пожить немного у нас, когда ваша тетя уедет. Если она разрешит. Правда. У нас есть отличная комната, куда мы даже и не…

Расчувствовавшись, Банни Крофт пожала Корин руку. Затем она засунула руки в карманы жакета. Ногти у нее были обкусаны до мяса.

— Я что-нибудь придумаю, — сказала она твердо и улыбнулась.

Было заметно, что Банни не склонна мириться с безнадежными обстоятельствами. Через какое-то время Корин уже казалось, что Банни водит ее по своему вермонтскому дому, с любовью и отвращением подмечая все, что там стояло, росло или валялось. Вот появилась и тетя Корнелия: смешная старая дева, лишенная чувства юмора, ведущая в одиночку войну на множество фронтов, но, главным образом, против прогресса, пыли и развлечений. Корин слушала с интересом, то посмеиваясь, то с сочувствием покачивая головой.

Но задвигавшиеся по дому слуги задели ее за живое всерьез. Когда Банни с неописуемой нежностью заговорила о старике-дворецком Гарри, которого обожала и которому была предана как родному, Корин с внезапной горечью вспомнила Эрика, отцовского шофера, давно покойного.

— А Эрнестина! — с чувством восклицала Банни. — Бог мой! Если бы вы видели Эрнестину! Горничную тети Корнелии. Жуткая клептоманка, сколько ее помню, — с удовольствием припечатала она. — Но когда я попала в дом тети, одна Эрнестина — кроме Гарри — понимала, что маленькая девочка — не низенький взрослый. — Банни усмехнулась. Глаза ее погрустнели; глаза были красивые, серо-зеленые и большие.

— Многие годы я брала на себя вину за всякие мелкие пропажи, которые случались в доме. Да и до сих пор беру. Бог ты мой, тетя Корнелия тут же уволит Эрнестину, если узнает о ее… недостатке. — Она улыбнулась.

— А как поступала тетя, я имею в виду, когда вы были маленькая, — когда вы признавались в грехах Эрнестины? — изумленно и с любопытством спросила Корин. Она поразилась и даже немного позавидовала находчивости, благодаря которой ее гостья, как видно, безболезненно пережила детство.

— Как поступала? — Банни передернула плечами — жест показался Корин чересчур ребячливым для ее возраста. Банни улыбнулась. — Да так, ничего особенного. Запрещала пользоваться библиотекой. А Эрнестина все равно добывала для меня ключ. Ну или не позволяла ездить верхом. Что-нибудь в этом роде.

Корин вдруг взглянула на часы.

— Рэй должен был уже прийти, — сказала она виновато, — мне ужасно неловко, что он задерживается.

— Неловко! — вид у Банни сделался перепуганный. — Бог ты мой, миссис Форд. Я и надеяться не могла, что он… что он вообще выберет время, чтобы встретиться со мной… — Банни в волнении потерла хрупкое запястье, однако спросила: — А ему удалось просмотреть мои стихи? Я хочу сказать, у него нашлось время?

— Ну-у, насколько я знаю… — принялась выкручиваться Корин, но тут же почувствовала облегчение, услыхав, как открываются двойные двери гостиной.